Брусиловский Евгений Григорьевич (1905—1981) — советский композитор, народный артист Казахской ССР. Автор первых казахских опер, оркестровых произведений. Перу композитора принадлежат девять опер, четыре балета, девять симфоний и около 500 песен и романсов. Он является автором музыки Государственного гимна Казахстана 1945—1992 и 1992—2006 годов (1945, совместно с Муканом Тулебаевым и Латифом Хамиди). Имя Евгения Брусиловского стоит в одном ряду с такими корифеями казахстанской классической музыки, как Еркегали Рахмадиев, Бахытжан Байкадамов, Сыдык Мухамеджанов.

 

 Родился 30 октября (12 ноября, по новому стилю) 1905 года, в Ростове на Дону.

 

 В 1922—1924 учился по классам фортепьяно и композиции в Московской консерватории. Затем поступил в Ленинградскую консерваторию на класс композиции М. О. Штейнберга и окончил её в 1931 году.

 

 В 1933 Ленинградский союз композиторов командировал Брусиловского в Алма-Ату. С 1934 по 1938 год работает музыкальным руководителем Казахского музыкального театра, создает оперу Кыз-Жибек. В 1949—1951 художественный руководитель Филармонии. Одновременно он работает преподавателем с 1944 года Алма-Атинской консерватории, а с 1955 Брусиловский профессор и заведующий кафедрой композициив в этой консерватории. В 1939—1948 председатель Оргкомитета, в 1948—1953 председатель правления Союза композиторов Казахской ССР.

 

 Самые знаменитые его ученики: А. С. Зацепин, Б. Байкадамов, М. Тулебаев, Б. Г. Ерзакович, К. Кужамьяров, Е. Рахмадиев, С. Мухамеджанов.

 

 Брусиловский автор опер «Кыз Жибек» (1934), «Жалбыр» (1935), «Ер Торгын» (1936), «Айман-Шолпан» (1938), «Золотое зерно» (1940), «Гвардия, вперед!» (1942), «Амангельды» (1945, соавтор М. Тулебаев), «Дударай» (1953), «Наследники» (1962), музыки к балету «Козы Корпеш и Боян сулу» (1967), канаты «Советский Казахстан» (Сталинская премия, 1948), 9 симфоний, в том числе симфонии «Курмангазы» (Государственная премия Казахстана, 1967), музыки Государственного гимна Казахской ССР (1945, совместно с М.Тулебаев, Л. А. Хамиди), концертов для фортепиано с оркестром, большого количества хоровых произведений, песен, романсов.

 

 Делом его жизни было собирание и запись казахских народных песен и кюйев (записал более 250).

 

 Евгений Брусиловский:

 

 цитата:

 Мне очень повезло, я ещё успел познакомиться с Махамбетом и Наушой Букейхановыми, Кали Жантлеуовым, Диной Нурпеисовой и многими другими домбристами, свято сохранившими в далеких аулах народную музыку. Я ещё успел услыхать кобыз — оружие степных баксы́. Конский волос делал звук его сурдинно-сдавленным, мистическим. Баксы́ знали его таинственную силу.

 

Создатель гимна и не только…

 

 Если Александру Викторовичу Затаевичу мы обязаны сохранением лучших образцов казахского фольклора, то Евгению Григорьевичу Брусиловскому - тем, что он раскрыл их духовный потенциал, возвысив их до уровня шедевров мировой музыкальной культуры. Да простит мне читатель "канцелярщину", но в эти юбилейные дни хочется перечислить прямо по пунктам главное из того, что сделал уроженец Ростова-на-Дону Брусиловский для нашей республики:

 

 1. Он стал основателем казахской национальной оперы и автором ее лучших образцов: "Кыз-Жибек", "Жалбыр", "Ер-Таргын", "Айман-Шолпан" и вершинного создания - "Дуда-рай". Грустно сознавать, что последняя названная опера нынче не ставится из-за её революционного содержания, которое теперь не в моде.

 

 2. Его третья симфония "Сары-Арка" проложила дорогу казахскому симфонизму (в этом жанре до Брусиловского в нашей республике никто ничего не писал).

 

 3. Он создал первые образцы казахской камерной музыки - великолепные фортепианные и скрипичные циклы. Сюита "Бозайгыр" стала украшением репертуара любого концертирующего скрипача.

 

 4. Обработал для голоса и фортепиано бесчисленное количество казахских народных песен, сделав их достоянием серьёзной концертной эстрады.

 

 5. Создал свои собственные песни в казахском стиле, среди которых выделяются такие жемчужины, как "Две ласточки", "Сайра", "Шолпан". К слову, последняя песня написана на стихи нашего земляка, уроженца Павлодарской области Нутфуллы Шакенова, а не так давно ее перевел на русский язык Жасулан Садыков – для певца Андрея Корчевского.

 

 6. Брусиловский является одним из главных авторов Гимна Республики Казахстан (основная музыкальная тема и общая музыкальная редакция принадлежат именно ему).

 

 7. Он создал Союз композиторов Казахстана и был его первым председателем.

 

 8. Основал кафедру композиции в Алма-Атинской консерватории. Все выдающиеся композиторы Казахстана - это ученики Брусиловского или ученики его учеников. Именно он, Брусиловский, "открыл" никому не известного Мукана Тулебаева и помог ему написать оперу "Биржан и Сара": привёл в порядок мелодический материал талантливого, но пока еще не имевшего консерваторского образования композитора, создал музыкальную драматургию и выполнил всю оркестровку.

 

 9. Брусиловский был первым, кто взялся за реабилитацию имени гениального Курмангазы, слывшего в казахской степи "неуправляемым разбойником". Популярность музыки Курмангазы в наше время, присвоение его имени Алма-Атинской консерватории - одна из величайших заслуг Евгения Григорьевича.

 

 10. Брусиловский воспитал целую плеяду казахских вокалистов, в том числе легендарную Куляш Байсеитову.

 

 Убежден, что перечислил далеко не всё. Но и перечисленного достаточно для того, чтобы оценить, насколько шагнуло вперёд профессиональное музыкальное искусство в Казахстане благодаря творческой и общественной деятельности Брусиловского, столетний юбилей которого отмечался 12 ноября.

 

 ***

 

 В начале 50-х годов прошлого века мне выпало величайшее счастье общаться с Евгением Григорьевичем. В течение полутора лет я приносил ему домой на улицу Сталина (ныне проспект Абылай-хана, там сейчас установлена мемориальная доска) свои робкие композиторские опусы, и он, не считаясь со временем, кропотливо и совершенно бескорыстно занимался со мной. Одну из его открыток, посланных мне по почте, до сих пор храню в своём домашнем архиве, как священную реликвию... Помню, однажды я задал ему не совсем умный вопрос:

 

 - Евгений Григорьевич, а почему вы перестали сочинять русскую музыку?

 

 Он строго посмотрел на меня и, сильно запинаясь (он всегда запинался, когда начинал волноваться), ответил:

 

 - Я вложил свою личную судьбу в судьбу казахской культуры.

 

 ...Брусиловскому совершенно чужда была фанаберия, которая, увы, свойственна очень многим профессиональным музыкантам, смотрящим свысока на творения талантливых дилетантов. Постоянно ратуя за повышение профессионального мастерства своих учеников, он тем не менее считал, что главное в композиторском творчестве - это прежде всего талант и общее культурное развитие. Плюс, разумеется, личностные душевные качества. Об этом он пишет в своих "Пяти тетрадях", опубликованных в журнале "Простор" (1997 г., № 9). "Разве музыкальное образование делает композитора профессионалом? Разве композитор, окончивший консерваторию, не может быть дилетантом? И, наконец, разве народный музыкант, всю жизнь посвятивший музыкальному творчеству и достигший высокого, виртуозного уровня игры на домбре и создавший великолепные образцы домбровой музыки, блистающие подлинным профессиональным мастерством и тонким пониманием оригинального жанра, - разве такой деятель является дилетантом?"

 

 В этом высказывании - весь Брусиловский, не терпящий "голый" профессионализм без душевной склонности к художественному творчеству.

 

 ...Как-то, выступая в павлодарском музыкальном училище, Ермек Серкебаев произнёс:

 

 - Брусиловский - это наш отец.

 

 Нам лишь остаётся не забывать мудрой поговорки: "Чти отца своего".

 

 Н.ШАФЕР.

 

Улица имени Брусиловского

 

 Василий Шупейкин, //"Вечерний Алматы", 16 апреля 2009

 

 Она находится в Алмалинском районе, и обрела свое нынешнее имя только в период суверенитета нашей страны. А до середины 1990-х годов улица эта, по алматинским меркам достаточно протяженная (3600 метров) и широкая, носила название Льва Руднева. В 1956 году ее нарекли именем этого известного архитектора Страны Советов, однако ни к Алматы, ни к нашей республике отношения не имевшего. Улица пролегла с севера на юг почти через центр микрорайона "Тастак"

 

 Некогда это местечко было селом, а в черту города вошло только в 1956 году. И о нем - несколько слов.

 

 В переводе с казахского тастак - каменистая местность. Именно там началась разработка карьера, откуда миллионами тонн добывался гравийный материал. Можно смело утверждать, что из тастакского гравия построено больше половины всех фундаментов алматинских зданий. В начале семидесятых годов прошлого столетия карьер признали исчерпанным и соорудили на месте огромной выемки зону отдыха, которая названа "Сайран".

 

 В 2005 году началась застройка Тастака по новому плану, а в 2007 темпы работ стали замедляться, пока не заморозились вовсе. А посему улице Брусиловского и ее обитателям перемены не грозили.

 

 В честь основоположника.

 

 Надо отметить, что в масштабе мировой музыки Евгений Григорьевич Брусиловский оценен не так высоко, как это было в Советском Союзе, - лауреат Государственной премии СССР за кантату "Советский Казахстан", кавалер ордена Ленина и других правительственных наград. Еще выше его заслуги оценены в Казахстане: народный артист Казахской ССР, лауреат Государственной премии Казахской Советской Социалистической Республики за одну из симфоний, названную "Курмангазы". Он соавтор Мукана Тулебаева и Латифа Хамиди по сочинению Гимна КазССР, автор музыки к первому музыкально-драматическому спектаклю "Айман Шолпан", в 1934 году поставленного на сцене труппой будущего оперного театра, и замечательной оперы"Кыз-Жибек", по сию пору демонстрируемой зрителю. В энциклопедиях об Евгении Брусиловском сказано: "…один из основоположников казахской советской профессиональной музыки", что, согласитесь, тоже немало. Вот и улицу уже в современном Алматы назвали в честь основоположника. А до 1996 года лишь мемориальная табличка на доме, где жил и творил композитор, рассказывала о нем, да портрет в Центральном концертном зале филармонии напоминал ученикам образ любимого учителя.

 

 Незлобивый и независтливый нрав Евгения Григорьевича снискал ему почет и уважение не меньшие, чем сочиненные за годы жизни в Казахстане произведения.

 

 Уроженец города Ростова-на-Дону (1905 год), он в 1931 году окончил Ленинградскую консерваторию. В наш город, тогдашнюю столицу Казахстана, он прибыл по направлению Союза композиторов СССР в 1933 году. Ему удалось в короткие сроки проникнуть в глубины казахского мелоса, прочувствовать его, что называется, душой и сердцем и выразить в звуках классических музыкальных форм отголосок своего творческого прочтения казахской народной музыки. Вокруг Брусиловского закипела жизнь. К нему потянулись молодые музыкально одаренные казахи. Не только добротно написанными произведениями, но и плеядой талантливейших учеников, ставших первыми классиками казахской профессиональной музыки, мог гордиться Евгений Брусиловский еще при жизни. (А в мир иной он ушел в 1981 году.)

 

 В 1939 году он станет первым председателем Союза казахских композиторов, который будет сам же организовывать, начиная с момента приезда в Казахстан. (Затем на этом посту его сменит Мукан Тулебаев.)

 

 Он дядей Женей звал его.

 

 Так совпало, что пока материал готовился к печати, известный казахстанский журналист Сергей Козлов написал свои воспоминания о детстве. Ведь они с Евгением Григорьевичем жили по соседству на проспекте Коммунистическом (Сталина) в первом алма-атинском типовом микрорайоне двухэтажек. Строения получили простонародное прозвище "косые дома", потому что стояли на проспекте не по прямой линии, а под углом к проезжей части.

 

 - Все оттого, - объяснил мне Сергей Владимирович, - что уже в начале 30-х годов прошлого века на проспекте Сталина, самой центральной улице города, места под новое строительство не было, вот и построили первые типовые двухэтажки на садово-огородных участках тех, кто имел в этом районе частные подворья.

 

 Вот что пишет Козлов, вспоминая то далекое время, когда ему довелось видеть Брусиловского в домашней обстановке, слышать, как он играет свою музыку, сидя на коленях у дяди Жени. А как по-другому называть доброго дяденьку-соседа?

 

 Я прятался под его роялем, или Волшебное облако в красном берете.

 

 … Дядя Женя жил по соседству с нами в одном из алма-атинских "косых домов". Фамилии его мы тогда, в начале 60-х годов, не знали, потому как были еще детьми малыми и фамилии нам были неинтересны. Не знали мы также того, что дома наши называли почему-то косыми. Это много лет спустя мы услышали, что родились, оказывается, в "косых домах", а наш дядя Женя - это знаменитый композитор Брусиловский...

 

 На крыльцо нашего дома каждый день на своих коротеньких ножках выползал роскошный рыжий откормленный пес. Звали его Атос, и был он в отличие от графа де ла Фера обыкновенной беспородной уличной дворнягой, которой, однако, очень в жизни повезло. Потому что когда-то он попал в квартиру дяди Жени и домработница тетя Ариша Атоса отменно кормила.

 

 И вот выползал это любимец всей нашей ватаги на каменное крыльцо и разваливался на нем, чтоб погреться в солнечных лучах, а мы окружали его и нежно гладили по жирным бочкам, приговаривая:

 

 - Атос наш, Атосик...

 

 А следом частенько появлялся на крыльце знаменитый композитор и говаривал:

 

 - А ну-ка подвинься, королевский мушкетер, ступить некуда.

 

 И носком белого, мелом крашенного ботинка Атоса пододвигал.

 

 ...Через наш двор либо мимо него регулярно ходил страшный человек. Старый, с выбивающимися из-под невообразимого красного берета седыми лохмами. Костюм у него тоже был под стать берету - какой-то матросский, что ли, пиратский, штаны тертые, рваные, шитые-перешитые, лоскутные, как бы брезентовые. И плащ - или синий, или коричневый. И не менее пугающий большой плоский битый ящик на ремне. По нашему мнению, в ящике было что-то кошмарное.

 

 Когда этот монстр приближался к нашему двору, идя вниз по проспекту, ящиком на нас замахивался. Это был самый мистический момент, после которого мы, как правило, панически разбегались и потом друг другу рассказывали про то, какой он ужасный, безумный и как мы удачно от него спаслись. Но стоило ему появиться вновь, как все начиналось сначала.

 

 ... Дядя Женя детей любил, но своих у него не было. А так как мы жили в одном подъезде и наши семьи были очень дружны, я частенько бывал у него дома. Огромная композиторская библиотека тогда не очень-то привлекала, а вот разные игрушки, которые любимый и добрый дядя Женя привозил мне из Москвы, были в самый раз.

 

 И как у Бендера, помните: "Игрывал это я на ковре "Хорасан", глядя на гобелен "Пастушка"? Так и я - игрывал, понимаешь, ползая в большом зале трехкомнатной квартиры дяди Жени под огромным черным роялем и однажды чуть не помер под ним от страха.

 

 ... Было это поздней осенью, когда за окном уже шел снег и было мрачно и холодно. Тетя Ариша жарила на кухне столь любимые дядей Женей куриные котлетки, когда в дверь кто-то позвонил и дядя Женя пошел открывать. Входит сумасшедший монстр со своим плоским ящиком. Весь как есть: в берете и плаще. "За мной пришел", - мелькнуло в загуделой от ужаса детской голове. Залаял Атос, и как-то неестественно торопливо направился к входной двери.

 

 - Ариша, забери пса, - слышу я голос дяди Жени.

 

 Полез я под рояль - а куда еще?! Где здесь можно надежно спрятаться, как не под этим огромным ящиком? Затаился за роялевой ножкой и, подрагивая, смотрел на дверь из-под инструмента. А они о чем-то гудят-разговаривают в коридоре. Потом дядя Женя кричит:

 

 - Ариша, накрывай на стол.

 

 Нет, думаю, хоть я тоже котлетки люблю, а отсюда не вылезу. Но дядя Женя неумолим. Слышу, зовет на ужин. Потом пришел в комнату и под рояль смотрит.

 

 - Ты что, испугался? Не бойся, это мой друг, пошли. Пошли, пошли, а то он сам за тобой придет.

 

 Я как стеклянный, упираясь и пытаясь вырвать свою руку из руки дяди Жени, захожу на кухню. А там - улыбающийся монстр, без берета и довольно прилично причесанный.

 

 - Это твой тезка, - представил меня монстру дядя Женя, - а это дядя Сергей, знакомься. Он тебя рисовать научит.

 

 - Хочешь? - каким-то странным голосом спросил меня монстр-тезка, а теперь вот дядя Сергей.

 

 Не помню, что я ему тогда ответил, как на стул сел, но поужинали мы весело. И знакомство наше было забавным. А кошмарный ящик оказался всего лишь мольбертом, в котором он рисунки и краски носил. Больше я "монстра" не боялся и даже рад был, когда он к нам приходил. Потому что он рассказывал всякие забавные истории и показывал непонятные к ним рисунки.

 

 Но иногда он рассказывал такое, что поневоле брала оторопь, потому как такое мог говорить только, по нашему обыденному разумению, человек не совсем нормальный. И рисунки соответствующие к таким рассказам показывал. А вот дядя Женя его ненормальным не считал и очень даже любил.

 

 - Он волшебный, - говорил дядя Женя.

 

 И со временем мы его, непонятного и неземного, таковым и рассмотрели, и было уже нелепо: как можно было считать его ненормальным? Он же и в самом деле волшебный, как из сказки - человек-облако.

 

 ... Но время шло, и нашего удивительного старика в берете не стало. И тогда я в первый и в последний раз услышал из уст моего доброго дяди Жени такую тяжелую, как свинцовая плита, фразу:

 

 - Родиться бы ему в другое время, тогда не так бы прожил и не так бы умер.

 

 ... Много лет спустя, заходя в антикварные лавки, рассматривая рисунки моего тезки художника Сергея Калмыкова, вспоминаю его самого, его непонятные рисованные миры и вселенные, волшебные рассказы и добрые глаза. И нашу первую встречу, и мой страх под роялем. И думаю: а как бы он прожил, если б родился в другое время?